– Прошу прощения?
– Вы никогда не молчите? От вашей болтовни у меня чертовски болит голова.
– Наверное, я немного нервничаю перед возвращением домой, – сказала Луиза, немало удивив его. – Я не видела родных больше года. И очень важно, чтобы вы понимали, какую роль вам предстоит играть. Я подумала, что нам следует еще раз повторить подробности, которые мы обсудили с миссис Ивенсонг.
– Рембрандт. Лувр. Вы были самой красивой девушкой, которую я когда-либо встречал.
Ее золотистые брови сошлись на переносице.
– Не уверена, что просила вас говорить что-то подобное.
– Я сам это придумал. Ведь вы хотите, чтобы Макс был вашей преданной собачонкой, не так ли?
– Вовсе нет! Мне никогда бы не понравился мужчина, которого можно водить на поводке. Максимилиан ни за что не позволил бы мне верховодить – не тот у него характер.
На миг Чарлз воскресил воображаемую картину – полуобнаженная Луиза, ее кремовая плоть в надежном плену жесткого корсета. Связанная по рукам и ногам. Беспомощная. Возможно, с кляпом в этом неугомонном рту. Он с беспокойством заерзал на сиденье. Что она с ним творит, черт возьми?
– Отлично. Пропустим внешность. Я женился на вас ради денег? – Чарлз не сомневался, что поклонники преследовали мисс Стрэттон, очарованные ее личиком и фигурой, деньги были просто приятным дополнением.
– У Максимилиана есть собственный доход. И весьма значительный.
– И как же я его заработал?
Ее язычок облизнул уголок сочного рта, прежде чем она ответила:
– Вам не нужно было зарабатывать. Вы получили наследство.
– Прямо как вы.
– Разумеется, вы понимаете, что женщины очень ограничены в выборе профессии, – продолжала она. – И во многих прочих вещах. Мир принадлежит вам, мужчинам. И вы его перевернули вверх дном.
Луиза Стрэттон и наполовину не догадывалась насколько.
– Не могу с вами не согласиться. Итак, у меня огромный доход, потому что я делал разумные вложения, и я гений по части цифр.
– Правда?
– Мне легко давалась математика. И я мог бы толково распоряжаться деньгами, если бы они у меня были. Но у меня их нет. Вы же видели, мисс Стрэттон, где я жил.
Луиза чуть повела плечиком.
– Максимилиан вырос в богатстве. Во французской провинции.
– Кажется, вы упоминали какой-то замок.
– Замок Ла-Шапель. Когда-то там был монастырь. Говорят, по его коридорам до сих пор бродит призрак Черного Монаха.
Чарлз рассмеялся. Какое буйное воображение у этой идиотки-наследницы!
– Вы читаете слишком много беллетристики. Я не верю в привидения.
– Очень хорошо. Можете не говорить про Монаха, если не хотите. Я просто подумала, что это добавит капельку очарования рассказу о вашем детстве. Ваши родители были английскими эмигрантами, которые сбежали, потому что родственники намеревались их выгодно женить. Очень романтично.
Очень глупо, по мнению Чарлза.
– Мисс Стрэттон, есть одно маленькое затруднение.
– Помните, что вы должны называть меня Луизой. Мы уже несколько месяцев как женаты.
– Я плохо говорю по-французски, Луиза! Учил в школе, да там же и забыл.
Она махнула затянутой в перчатку рукой.
– О, это совершенно не важно! Мы просто скажем, что ваши родители были людьми очень эксцентричными и предпочитали разговаривать исключительно на родном языке. Вас учили в замке домашние учителя. Никто из моих родственников не станет вас экзаменовать – они терпеть не могут французский, как все добрые англичане. Одно дело – несколько дней побегать по магазинам в Париже. Но тетя Грейс никогда не разрешала мне поехать за границу даже ради такой малости.
– Бедная богатая девочка.
Щеки Луизы порозовели.
– Может быть, мистер Купер, вы решили, что знаете обо мне все…
– Макс, – напомнил он ей. – Мы так счастливо женаты.
– …но вы не все знаете, Максимилиан! Я не говорю, что моя жизнь была ужасна. Знаю, у меня были возможности, о которых другие могли только мечтать. Но Роузмонт никогда не был для меня ложем из роз.
Чарлз снова рассмеялся:
– Настоящий каламбур, дорогая женушка.
Ее румянец стал гуще, но она держалась стойко.
– Вы коллекционируете предметы искусства. Ваш замок набит удивительнейшими вещами.
– Помимо Черного Монаха и моих эксцентричных родителей?
– Я точно помню, что говорила вам – они уже умерли, не так ли, Кэтлин?
Горничная не подняла головы от книги.
– Точно, как дверной молоток. Поэтому ваша тетя не писала им писем.
– Вот именно. Вы – настоящий эстет и в то же время спортсмен.
– Вы катали ее на лодке по ночной Сене, при свете луны, мистер Норвич, – сказала Кэтлин, переворачивая страницу.
Новая чушь. Откуда эти девицы набрались подобных фантазий? Несомненно, из дурацких романов, подобно тому, который читала сейчас Кэтлин. Чарлз никогда не умел грести и никогда никого не катал. Вот если она захочет, чтобы он покатал шары в крикете или сыграл в регби – это пожалуйста.
– А как вы объясните мое увечье? Заехал веслом в глаз? – Он повредил левый глаз, когда рядом с ним разорвался снаряд. Доктора сказали, что со временем зрение может улучшиться. Но пока доказательств их правоты Чарлз не заметил.
– Думаю, что фехтовать вы не умеете.
– Не умею. – Он смог бы прорубить себе дорогу сквозь густой подлесок, но армия давно отказалась от шпаг и мечей в пользу убийственной точности автоматического оружия. Пулеметы «Максим» поливали огнем африканский вельд.